Швейцарец. Лучший мир  - Роман Злотников

– И как этого добиться?

– А вот как, – довольно прищурился Алекс и, нагнувшись, цапнул пульт от настенного монитора-телевизора. Быстро нажав несколько кнопок, он вывел на экран фотографию.

– И что это?

– Аракульские шиханы, – пояснил Алекс. – Ну чем не остатки древней крепостной стены города каких-нибудь титанов? Или вот, – он снова щёлкнул пультом, – это – мегалиты горной Шории. Это – Ергаки, на юге Красноярского края. А это – сейды горы Воттоваара.

– Хм, так-то оно, конечно, впечатляет, – с явно чувствуемым сомнением в голосе протянул Ванников. – Но вы думаете, серьёзные люди на это купятся?

– Только на это – нет. Или просто не те, кто нам нужен. Но что будет, если, например, советские спортсмены покажут на Олимпиаде тридцать шестого года совершенно не те результаты, которые от них будут ожидать. А проще говоря, порвут всех остальных, как тузик грелку, завоевав большинство медалей. А потом будет запущен слушок, что с руководством СССР вышли на связь некие тайные люди с Востока, признавшие их своими потомками и потому начавшие передавать тайные знания, с помощью которых были сварены могучие эликсиры, которые и помогли русским так выступить на Олимпиаде. А затем выяснится, что за год до этого советской Академией наук была организована мощная экспедиция куда-нибудь в Тибет. Причём в какие-нибудь совсем дикие места, по которым отчего-то очень активно лазали советские альпинисты. – Парень замолчал, и в гостиной на некоторое время повисла тишина. Все присутствующие крепко задумались.

– А как вы собираетесь обеспечить нашим атлетам высокие результаты на Олимпиаде? – оживился через три минуты Меркулов.

– Допинг, – усмехнулся Алекс.

– Допинг? – удивился Ванников. – Вы собираетесь травить наших ребят? – Уж что такое допинг, все присутствующие много чего наслушались.

– Ну почему же травить, – пожал плечами парень. – Совсем не собираюсь. Дело в том, что современный допинг – просто часть политической борьбы в такой специфической области, которая называется большой спорт. Так что объявление вредными и запрещение довольно большого числа препаратов вовсе не вызвано их вредностью, а является всего лишь результатом конкурентной борьбы. Как только какая-нибудь крупная спортивная держава…

– Например, США, – усмехнулся Триандафилов.

– Ну да, например, – кивнул Алекс. – Так вот, как только её химики разработают какой-нибудь новый препарат, позволяющий её спортсменам получить высокие результаты, она начинает предпринимать все усилия, чтобы препараты предыдущего поколения были объявлены допингом. Вследствие чего получаются очень интересные коллизии, когда, например, такой препарат, как мельдоний, с одной стороны, признаётся стра-а-ашным допингом, наносящим чудовищный вред здоровью спортсмена, а с другой – вполне себе спокойно продолжает использоваться как лекарство для лечения болезней сердца.

– Вот как? – задумчиво произнёс Меркулов.

– Ну да. Вот я и попросил сформировать мне несколько курсов «нагрузка-восстановление» для двух-трёх сотен спортсменов. Хватит и втянуться, и выстрелить на Олимпиаде.

– А если ещё несколько подобных препаратов подкинуть «заинтересованным лицам»… – предложил Владимир Кириакович.

– Да ещё если в них обнаружатся какие-нибудь веточки-листики тибетских растений… – усмехнулся Меркулов.

– Не успеем, – с сомнением протянул Ванников. – Даже со всеми этими самолётами и сверхскоростными железными дорогами до Тибета столько через Китай пилить… К тому же на посещение Тибета надо заранее разрешение запрашивать, гида, опять же, навязывают в обязательном порядке.

– А зачем самим куда-то ехать? – удивился Меркулов. – Этих тибетских чаёв и разных травяных сборов в сети до жопы.

– Только кто даст гарантию, что они действительно из Тибета?

– Да закупим от души и наймём покопаться каких-нибудь ботаников – что-нибудь да отыщут. Или пусть сами закупают. Ну, либо из своих коллекций поделятся. Точно же где-нибудь тибетские растения в научных оранжереях есть. Нам ведь много и не надо – десяток листочков да дюжину веточек, – отмахнулся Всеволод Николаевич. – Меня вот другое интересует – через кого информацию вбрасывать планируете?

– Нашёл я тут одного человечка. Он реально двинут на всякой мистике – духовных практиках, працивилизации и всём таком прочем.

– И кто же он?

– Рудольф фон Зеботендорф.

Меркулов изумлённо вскинул брови.

– Но-о-о… он же нацист!

– Ну да, – усмехнулся Алекс. – Причём из весьма авторитетных. Но при этом – личный враг Гитлера. И, как я подозреваю, никак не удержится, если дать ему возможность сильно Алоизычу нагадить. Да и по расовой теории потоптаться также считаю нелишним. Авось у кого в мозгах отложится, что славяне не недочеловеки, а прямые наследники древних богов, и они не будут так зверствовать.

– Ну, на это бы я не рассчитывал, – задумчиво произнёс Триандафилов. – Как минимум, на большие масштабы…

– И как же вы ему собираетесь подкидывать эту информацию? – уточнил Меркулов.

– Есть варианты, – пожал плечами Алекс. – Через того же Рериха. И ещё есть несколько кандидатур. Например, Эдгар Кейси[58], Алистер Кроули[59] или Мэнли Палмер Холл[60]. У немцев всегда был некий пиетет по отношению к англосаксам.

– Поня-ятно, – протянул Меркулов. После чего поднялся и подошёл к горе папок с распечатками. – Эх, надо нам было сразу согласовывать друг с другом направления работы… Одного Зеботендорфа вам точно будет мало. Да и Рерихом с американцами также не обойтись. Нужна будет ещё и кампания в прессе. Так что вот, возьмите. Тут перечень семей и лиц, владеющих средствами массовой информации, ну и наиболее популярные редакторы, журналисты и режиссёры. А также организации, в которых они состоят или даже активно участвуют. От политических и профессиональных до всяких, типа, общественных, например, сионистских или, наоборот, антисемитских. С начала тридцатых и по конец пятидесятых. Всё, что смог накопать.

Алекс смутился.

– Ну-у-у, я не настолько глубоко зарылся…

– Ничего, для этого и есть друзья, – хлопнув его по плечу, заявил Ванников, после чего поинтересовался: – А проигрыватель-то зачем?

– А это ещё один проект. С новыми музыкальными направлениями. Я тут накопал несколько десятков песен, которые можно обозначить как «протестные». От пресловутых «Sixteen Tons»[61] и до квиновской «We Will Rock You». Но воспроизвести их на патефоне с достаточным качеством невозможно…